Почему-то именно тогда, когда ничего и не желаешь, всё и происходит. Почему-то именно тогда, когда забываешь одних людей, безумно быстро приходят в сердце совершенно другие люди, заполняют его, вытесняют других и со сладостной улыбкой разговаривают с тобой. Это обычная ситуация в обычном городе при совершенно обычных обстоятельствах. Это всё ложь и неправда.
Что делать, когда прошлое не желает отпускать человека, душу его, настоящее принимать не имеет ни малейшего желания, а будущее смутно сверкает впереди?
Иногда мне кажется, что моя судьба быть именно слесарем, инженером, но никак не преподавателем русского языка и литературы. Когда я сижу за своим особым учительским столом, чуть впереди по сравнению с другими партами, и смотрю на своих воспитанников, меня переполняет не гордости чувство, а будто какой-то горький ком застрял у меня в горле и совсем не может вылезти оттуда. Наверно, это из-за того, что я не люблю детей, ненавижу людей. Для меня дети – это особая целостная группа, чуть ли не социальный институт, чуть ли не отдельная Вселенная. Может быть, в этом виноваты мои родители, которые так дорожили своим сынишкой, что всё детство моё и юность прошла дома, в квартире. Меня даже гулять не выпускали. И вот, когда мне исполнилось двадцать четыре года, когда за плечами на отлично заочно законченный университет, мои родители скончались, оставив меня одного. Сначала я никуда не выходил – мне было безумно страшно, но потом одна моя новая знакомая пригласила меня на работу в школу. К сожалению для себя, я согласился. Признаться честно, меня испугала новая школа. Она была новая, красиво отделанная, очень большая. Искал долго свой кабинет, чтобы, наконец, сесть там, в уголочке и осматривать своих новых учеников, но всё же попросил помощи у одной красивой девушке-старшекласснице, которая очень странно улыбнулась мне, молодому преподавателю. В те времена я ничего не понимал в подобных улыбках, шутливых фразах – всё принимал всерьёз.
Ёжился я под каждым взглядом. Мне казалось, как бы это не звучало самоуверенно и самонадеянно, что все, исключительно все, смотрят на меня. Казалось мне, что в каждых глазах читалось что-то похожее на красные лозунги, на которых написано было: «Новый молодой учитель!», «Фу, новый мучитель!» и прочее не особо приятное. Но, как я потом узнал, это действительно было не так, просто новый человек, новая плоть в таких заведениях всегда расходится, как пирожки во время голодовки. Входить в учительскую мне было очень страшно. Там тоже будут осматривать меня. Но я всё же, после пяти-шести довольно-таки тяжёлых сигарет и нескольких капель успокоительного, зашёл туда, в этому необъяснимую обитель. Наверно, у каждой комнаты есть свой запах, ибо в кабинете под названием «Учительская» он действительно был. Как только за мной закрылась дверь, так я чуть и не пал под обстрелом взглядом моих коллег. И тогда я ужаснулся, что похож на прокуренного наркомана, ведь от меня, я знал, я чувствовал, пахло, как от человека, который не моется совсем, а только курит и курит, да ещё и валерьянка тут прослеживалась. Ко мне подошла женщина лет сорока, кротко улыбнулась мне и пробормотала что-то вроде приветствия, я лишь только кивнул ей, мой рот был будто скотчем заклеен.
Через пять минут я уже убегал из здания школы, бледный и пахнущий табаком с валерьянкой, и садился в машину. Меня безумно трясло, ещё чуть и я бы упал в обморок или расплакался бы. Это давление, это необъяснимое чувство, которое наплывает на тебя, когда входишь в новый коллектив, во что-то новое, не уходило из моей головы. Хотел уехать, но руки тряслись, глаза слезились, в глазах с каждой секундой всё больше темнело, да и я курил, а не любил водить и курить. Увидел, как к моей машине подбегает та самая женщина лет сорока, а потом стучит мне в стекло, что-то кричит. В глазах мгновенно посветлело, дрожь прекратилась, сигарета оказалась в зубах, я взялся за руль и уехал.
Свои последние дни я провёл в своей квартире, в своей комнате. Умер от истощения, мне совсем не хотелось есть. Мои мысли переполняло это здание, где огромное количество детей, где эти женщины лет сорока ругают их, кричат на них (слышал крики их в коридоре). Вспоминал, нет, даже чувствовал особый запах учительской. Сжёг костюм свой, который был на мне тогда. Получился безумно красивый костёр посередине родительской спальни. Тушил его очень долго.
Мне нравилось бывать одному. Мне нравилось сидеть в квартире и ходить по комнатам, шуршать, шептать самому себе. Мне не нравился телевизор, радио, компьютер, телефон. Любил я книги, рисунки, скульптуры.
Что делать, когда прошлое не желает отпускать человека, душу его, настоящее принимать не имеет ни малейшего желания, а будущее смутно сверкает впереди?