Счастье, — говорил он, —
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
Отрывок из поэмы «Чёрный человек», Есенин.

Остановился перед дубовой дверью, обитой чем-то зелёным. Потрогал. Непонятный материал оставил свой след на моих пальцах, и это очень заинтересовало меня, поэтому я решительно добавил очередной вопрос к списку вопросов для человека, живущего за этой дубовой дверью. Мой список составлял не в письменном, не в графическом, не в музыкальном, а в сознательном варианте, проще говоря, в моей голове. Каждый раз, когда я встречался с кем-то, первый раз или же десятый, перед встречей создавал некоторый список вопросов или тем для дискуссий, чтобы не было глупого молчания, ведь считал я тогда, что даже несколько минут молчания – это не просто какие-то там забытые минуты, а потерянное время, а время, как мы знаем, не восстановить. Подобные мысли посещали мою голову круглосуточно. Мне казалось иногда, будто бы я и не думаю о чём-то другом, более важном, ежели о времени. Но, как сказала моя мать, думая о времени, мы и теряем его.
Мне никто не открыл. На свой страх прислонился к двери, в надежде услышать что-нибудь в квартире, но ничего. Не единого звука, шороха. Казалось, будто бы смерть прошлась по комнатам этой странной квартиры, но я живо откинул эту мысль, ибо жители этой квартиры не должны были умереть, или должны были, но только после нашего разговора. Постучал ещё раз. Послышались шаги. И вдруг будто бы вся квартира ожила. Откуда-то зачирикала птица, замяукала кошка, зашуршал кто-то в клетке. Услышал, как кто-то включил свет у самой двери с другой стороны, как хрустнули кости, при вытягивании тела, видимо, человек был слишком мал для дверного глаза, поэтому и приходилось вставать на цыпочки. Повернули ключ. Один и всё? Неужели хозяева квартиры закрывают дверь только на один замок? Но человек, видимо, побоялся открывать дверь незнакомцу, поэтому он повернул замок лишь один раз, чтобы понимать, что незнакомец за дверью и не зайдёт в дом, и можно будет войти к нему в доверие этим лёгким жестом полуоткрытой двери.
- Кто это? – раздался тонкий голосочек, который живо создаёт картину маленькой милой девочки лет шести-семи, или же совсем юного паренька с ломающимся голосом, - что Вам надо?
Да, всё-таки оказался прав. Второе предложение юноша проговорил уже басом, которое всё-таки сорвалось на последнем слове, превратившись в то самое милое нечто, которое услышал я в первом предложении. Мне показалось это очень забавным, но я подавил в себе смешок, откашлялся и забасил:
- К вам пришли насчёт социологического опроса, - мой голос мне очень нравился, поэтому я очень много говорил и очень часто совершенно не по делу, но мой бас, ах, мой бас просто восхищал меня, как бы тщеславно это не звучало,  хотелось бы спросить у вас насчёт усовершенствования системы моральных ценностей, - услышал вздох и поэтому решил спросить напрямик, - родители, в общем, дома есть?
Вздох этот был очень продолжительным, что озадачило меня. Действительно мой коллега был очень прав, сказав, что обходить квартиры очень интересно и познавательно. Каждая квартира есть маленькая норка, где проживает не более пяти человек, совершенно друг друга не знающих, но это скорее лишь исключение, ежели правило, ибо в то время, когда я обходил эти квартиры, людей селилось в одном помещении семь, а то и десять человек.  Моя работа заключалась в том, что я собирал сведения для своего друга-писателя, который решил описать жизнь в большой квартире, т.к. сам снимает комнату у одной весьма интересной дамы и живёт один. На мой вопрос: «Почему бы тебе не сходить самому?», он провёл мне чуть ли не часовую лекцию, которую, видимо, прорабатывал часами. Все доводы мне понравились, да и ещё обещание сделать меня главным героем, очень польстило моему самолюбию, а главный довод, что у него нет нормальной одежды, дабы людей не пугать, очень понравилось мне, да и работы у меня не было, поэтому я согласился. Ходил я так каждый день по две-три квартиры, но тут весь смысл не в запоминании ответов на вопросы, а именно описание дверей, людей, а может быть, и помещения, если меня, конечно, впустят в дом. Эта работа казалась мне увлекательной, очень новой и подвижной, да и разговорчивой, поэтому вот я и перед этой дубовой дверью.
- А я и есть родитель, - оторвав меня от мыслей, произнёс незнакомец уже басом, мощным и очень чистым, как я люблю. Он уже открыл дверь и стоял передо мной весьма ухоженно. В его взгляде читалась усталость, печаль, меланхолия. Был он очень молод, высок, худощав, в чёрном длинном пиджаке и чёрных штанах, на ногах были ухоженные коричневые ботинки. Незнакомец был очень красив, но только, видимо, он не понимал этого, поэтому особого внимания внешности не уделял, - я взрослый человек, живу здесь один, поэтому меня можно называть «родителем», но детей у меня нет, - ослепительная и чертовски приятная улыбка озарила его лицо.
- Итак, - я удостоил его чести поглядеть на приятный сгиб губ моих, - так что Вы скажите о моральных ценностях в современном обществе?
Он поднял голову и устремил взор прямо на меня. От его когда-то весёлой улыбки не осталось ни следа, а прекрасное, когда-то молодое лицо будто бы постарело, потеряло всякую жизнь. На него налетела птица грусти и слишком много места заняла, видимо, в его жизни, раз он так быстро сменил своё настроение. Мне на минуту стало жаль его, но моё любопытство захватило меня настолько, что я, к сожалению своему, забыл о боли, написанной на лице друга, и с нескрываемым интересом смотрел на его губы, в надежде услышать что-нибудь интересное, что смогу рассказать своему другу. Но я был настолько занят своими мыслями, что даже сразу не заметил, что даже тогда, когда он улыбался, лицо его выражало смертельную грусть, а улыбка, улыбка была лишь мимолётным видением, которое надо только запоминать с такими людьми, т.к. они редко дарят такие чудесные моменты. Прекрасные тёмно-синие глаза наполнились слезами, но он их быстро вытер непонятно откуда взявшимся белым бархатным платком. Потом развернулся на каблуках и прошёл в свою квартиру. Я же, ох, какой я был тогда дурак, последовал, не спросив, за ним. Мной тогда двигала не забота об этом молодом человеке, а лишь интерес, гнусное любопытство, распирающее меня изо всех моих конечностей, будто в полу была точка, где скапливалось всё человеческое любопытство и, наступив на неё, человек терял всякое сострадание и желание помочь другому, и желал лишь узнать чью-нибудь драму, чтобы потом рассказать её своим друзьям в кабаре и посмеяться на ней, будто в жизни нашей нет подобных несчастий. Но тогда я видел перед собой не рыдающего прекрасного юношу, а лишь улыбающееся лицо своего друга, которого я почему-то давно желал обрадовать новым сюжетом или персонажем для его книг.
- Ценности.. – пробормотал незнакомец и высморкался в платок. Он уже сидел на стуле перед столом. Свет очень красиво падал на него, показывая всю красоту его, показывая его невероятной красоты профиль, - кому они нужны сейчас?
В такие минуты многие люди желают сострадания именно не в действиях, а лишь в некоторых словах, которые бывает очень трудно подобрать. Иногда одно лишь лишнее слово может изменить всё настроение человека, которому нужно помочь, и даже отношения между людьми. Одно неверное слово в такой ситуации становится, как острие ножа, поэтому, как бы это напыщенно не звучало, но собеседники в таких случаях ходят не по гладкой поверхности, а по острию ножа или по обрыву. Упадёшь – попадёшь в бесконечность, где тебя даже не вспомнит человек, которому ты пытался помочь. Если же сможешь помочь ему, то человек тот подарит тебе всю нежность, которую он хранил, но будет дарить или ярко, с эмоциями, или же по-тихому, но ты будешь знать, что это от него, конечно же, в зависимости от характера.
- Вы считаете, что их на данном этапе развития общества нет? – мой вопрос… Теперь, спустя столько времени, я до сих пор ненавижу себя за этот глупый вопрос. Он был совершенно не кстати, и, если бы мне задали бы его, когда я находился бы в том состоянии, в котором находился тот молодой человек, то я бы выгнал его, обругал бы, показал на его аморальность, циничность и сплошной, извиняюсь за просторечное слово, сволочизм, но я теперь удивляюсь стойкости и терпимости того молодого человека. Или, может быть, он был настолько поглощён собой, что просто не понимал повода для обиды на другого человека?
- Да, - прошептал он, но из-за тишины, которая воцарилась в квартире, я услышал его отчётливо, будто он шептал мне на ухо, - мне кажется, что люди потеряли всякое понятие о ценностях. Они потеряли даже смысл жить, что говорить тогда о морали?
Сидел я чуть поодаль от него на диване. Спустя пять минут наглость одолела меня, и я уже полулежал на этом удобном предмете. Это выглядело, наверно, очень некрасиво, и мне так противно вспоминать это всё, что хочется закончить на этом рассказ, но я уже представляю ваши поднятые брови, которые говорят мне, что так нельзя, заканчивать повествование на самых интересных местах, а я боюсь злость, исходящую от любого живого существа, поэтому продолжу, ибо боюсь вас. Точнее, ваших взглядов и слов, которыми вы сейчас, наверно, удостаиваете меня. Помнится мне, что тогда подошёл ко мне огромный серый кот, потёрся об ногу, помурлыкал и не спеша пошёл к своему хозяину, хотя, что я говорю? У кошек нет хозяев. Это самые независимые животные, которых я когда-либо знал, поэтому предложил своё закончил я глупо. Подошёл к молодому человеку, потёрся об его ногу, но не получив никакой реакции, ушёл туда, откуда и пришёл. Незнакомец поднял свою голову и посмотрел на меня. На его прекрасное лицо будто бы кто-то пролил несколько капель с краской красного цвета, его грустные тёмно-синие глаза стали будто бы ещё печальней, а взлохмаченная шевелюра, казалось, стала ещё более не ухоженней.
- Извините, - пробормотал он тонким голоском, - может быть, хотите чаю?
Чаю мне хотелось, но я решил отказаться, сославшись на то, что не люблю этот напиток золотистого цвета. Тогда юноша предложил мне кофе, при этом очень странно посмотрев на меня. Этот момент настолько врезался мне в память, что до сих пор, при рассказе это спустя столько лет, я чувствую, как дыхание моё медленно прекращается, а голова кружится. В его взгляде читалась мольба выслушать его, а печальные нотки в голосе, к удивлению моему, заставили меня продолжать лежать на этом диване дальше. Я не смотрел на него, но чувствовал его судорожный взгляд, которым он пытался охватить всё пространство вокруг него самого. Мне стала ужасно противна эта ситуация, голова закружилась с невыносимой скоростью, в глазах затуманилось, сердце забилось ещё быстрей, быстрей, чем когда-либо, что очень напугало меня, ведь в те года я болел усиленным сердцебиением, что пугало очень моих знакомых-врачей, но я не подал виду, ибо не мог терпеть, когда сам показывал свои чувства и особенно, когда показывали их другие. В те года, да и  сейчас, во мне была масса недостатков, которые сужались и иногда совсем исчезали на фоне моих сильных качеств, но всё-таки они преобладали в характере моём. Та же циничность. Да, мне было легче жить, ежели сейчас, но только сейчас, когда моя чувствительность вышла на первый план я понял, что любить – это чудесное свойство живого существа, а не ценить любовь… Не понимаю, как такое возможно?
И снова почувствовал его взгляд на мне. Он блуждал сначала по моему телу, судорожно осматриваю каждую складку моего пиджака, моей белоснежной рубашки, моих новых штанов. Каждая пылинка на моих туфлях была замечена им. Потом лицо. Он долго всматривался в моё лицо, особое место уделяя глазам, он так надеялся увидеть в них хотя бы отблеск понимания, но я был в то время равнодушен, как никогда. Он скинул пальцами наступившую слезу, которая медленно катилась по его впалой щеке, и отвернулся от меня. Наступила неловкая пауза. У меня появилось странное желание придушить его, чтобы он перестал думать о плохом, но попадать в камеру для убийц мне не хотелось, поэтому я спросил у него причину его печали. В ответ, к своему удивлению, я ничего не услышал. Мне стало скучно. Я резко встал, выпрямился, потянулся, подошёл к нему и произнёс:
- Вы, - мой очень красивый и нежный голос медленно превращался в бас, такие переходы очень волновали меня, а девушки, по их же словам, просто мечтали, чтобы услышать этот переход ещё раз, - низкий человек. Не могу понять Вас. Желаю Вам всего наилучшего. И… Пожалуйста, в последующие часы, когда к Вам будут приходить гости, держите себя в руках.
Он поднял свою голову и устремил на меня свой взор. В глазах стояли слёзы. Руки его тряслись, тело било дрожью, но мне не было его жаль. После того, как я произнёс последнее слово, на лицо моё налетела странная улыбка, которая иногда даже пугала меня, я резко развернулся на каблуках и вышел из квартиры. Отчетливо запомнил один момент, когда стоял у двери. Меня что-то остановило. Это был громкий всхлип. Обернулся и увидел, как он падает со стула, но жаль мне его не было, мне казалось это всё театральным зрелищем. Таким наигранным, что никакой жалости не вызвало. Юноша оказался на полу и лёг на спину, захлёбываясь от слёз. Моё жестокое на тот момент сердце закрыло последнюю дверь, поэтому я, ничего не почувствовав, вышел из квартиры. Помнится мне, что я ещё долго помнил его и пытался отогнать разными глупостями, но ничего не получалось. Меня обманули один раз, после этого всякая совесть, всякое доверие и доброжелательность к людям волшебным образом исчезли, осталось лишь циничность, бессердечность и тщеславие. Но почему-то юные красавицы любили меня и таким. Или мне только лишь казалось, что они любят меня? Нет, в то время были очень глупые девицы, смотрящие, в первую очередь, на внешний облик, не решаясь узнать внутренний мир человека. И такие девушки мне нравились. С ними, знаете ли, не надо было вести длинные беседы о философии, политологии, не надо было ухаживать, не нужны им были стихи. Главное, красиво одеться и преподнести ей пригласительное на бал. Тогда она полностью отдавалась мне.
Когда я вошёл в свою квартиру, то первое, что почувствовал, так это запах борща. Едкий, он, казалось, просачивался в стены, а они его всасывали в себя, как губка, но не отдавая обратно. Моё настроение было чудесным. После той встречи я зашёл в небольшое увеселительное заведение, где насладился алкоголем и чрезвычайно ароматными сигарами. На девушек я даже не посмотрел. О том юноше я, казалось, напрочь забыл.

Дни шли очень быстро. Утро сменялось вечером, а вечер ночью, ночь же я совсем не чувствовал. Мой сон был чудесен: стоило лишь положить голову на подушку, как царство Морфея медленно открывало мне свои ворота. Мой друг-писатель попросил новый материал. Ходил по квартирам, знакомился с людьми, пил чай, ел печенье, разговаривал. Встречал грубых и злых людей, встречал и доброжелательных, улыбчивых.
Где-то через месяц я вновь очутился у той дубовой двери, но она была только чуть прикрыта. Моя наглость охватила меня, заставив подчиниться ей, поэтому я решительно, без звонка, без стука, открыл дверь. Передо мной раскрылась страшная картина. Все книги были порваны, разорваны. Листья лежали везде. Диван, на котором я тогда лежал, был весь изрезан. Стол поломан. Поднял голову. Тот молодой, до безумия красивый юноша висел на верёвке, прямо под лампой. Слёзы задушили меня, я закричал, как безумный, начал спускать его, но через минуту понял, что уже поздно. Его прекрасные волосы были взлохмачены. Сел на диван, положив его голову себе на колени и осмотрел её. Несколько прядей вырвано. Он мучал себя ужасно. Руки все изрезаны чем-то ужасным, синяки под глазами пугали меня своей яркостью. Я зарыдал над его прекрасным, молодым телом, как безумный, мне казалось, что я убил его. Моя совесть проснулась в самый неподходящий момент. Почему его нашёл именно я? Почему я зашёл в эту квартиру, ведь она была мне совсем не по пути? Мои слёзы капали ему на голову, прижимал его к себе, пытаясь его оживить, чтобы просто попросить прощения и попросить рассказать свою печальную историю, которая убила его.
Сидел я так около получаса. Но в один момент я будто открыл заново глаза и понял, что на диване рядом со мной лежит труп, который я обнимаю, над которым рыдаю. Откинул его резко, закричав, как умалишённый, и выбежал из квартиры. Бежал я через лестничные пролёты, бежал по улице, сбивая каждого прохожего. Мне ругались вслед, но я ничего не понимал. Мною овладело страшное безумие, которое медленно разъедало меня.
На следующий день не стало и меня. Целую ночь я метался в бреду, а когда понял, что сошёл с ума, ушёл на набережную и прыгнул в воду. Плавать я не умел.
Именно так закончилась жизнь сразу двух людей: замечательного человека, которому нужно было просто выговориться, и человека, который не желал никого слушать. После этой истории о нас написали две книги, две совершенно одинаковые книги. Одна писательница рассказала о том, что я всё-таки выслушал его, и мы стали друзьями. Другой писатель написал, что я выслушал его, приласкал, а позже оказалось, что он мой родной, потерянный давно брат. Эти две счастливые книги подарили мне радость, когда я, уже будучи привидением, гулял по городу. Я верю в призраков, наверно, потому, что сам им и являюсь. Но что делать мне, бездарю? Как отплатить свою циничность? Я искал этого юношу, искал его везде, где только мог. Каждый день до сих пор прихожу в ту квартиру, сажусь на тот диван и плачу. Его тело уже давно в земле, а квартиру заняла одна пожилая женщина, которая разговаривала с тем котом. Во время моих приходов, кот садился рядом со мной и мурлыкал. Пожилая женщина понимала всё и улыбалась мне, хотя не видела меня. Она понимала, что ничего злого ей не сделаю.
Почему же я не остался?